Горский осмотрел лодку и приказал грузить. Рабочие дружно перенесли легкие тюки, с готовностью радостно уселись в лодку. На берегу остались Самборский, Марич, Горский и Аскольд.
Высокий, еще больше похудевший профессор отвел Марина в сторону, на прощание мягко взял за плечи:
— Кажется, все, Виктор Николаевич. Давайте коротко еще раз подытожим: как можно скорее добирайтесь до центра. С кем говорить — знаете. Продуктов нам с Аскольдом хватит на три месяца. За это время вы, конечно, доберетесь до Москвы и Ленинграда. Получите дополнительные средства, проинформируете соответствующие учреждения, по возвращении организуете в Кежме вьючный обоз, и с первыми заморозками, как схватятся болота, я буду ждать вас…
Горский постоял минуту, держа на плече руку. Затем левой рукой обнял Марина за шею, крепко поцеловал в губы.
— Счастливо вам, — добавил он, — осторожно у порога, а там, надеюсь, все в порядке будет. Ливень поднял воду. Ну, всего хорошего. — Профессор пожал руки работникам и Самборскому. — Всего хорошего!
Аскольд все не мог расстаться с Самборским. Торопливо, обрывисто, нелепо бормотал:
— Ах, как же я забыл, как забыл. Вот я какой. Ну ты, в общем, знаешь. Привет, одним словом. Ты, в общем, рекламируй. Что-то хотел тебе сказать… Ей-богу, позабыл. Ага!
Марин, улыбаясь, дернул канат, быстрое течение рвануло лодку вперед. Аскольд едва не свалился в воду. Выпрямился и крикнул:
— До свидания, всего хорошего. Значит, Павел, смотри. Что же еще хотел… Да…
Горский с поднятой рукой смотрел вслед, пока лодка не скрылась за скалистым изгибом реки. Аскольд стоял с растерянным выражением и наконец бросил вслух:
— Опять забыл!
— Что забыл? — удивленно спросил дядя.
— Письмо забыл передать.
— Кому?
— Девушке… Невесте…
Горский не сдержал тихой улыбки, с любовью посмотрел поверх очков на племянника, покачал головой и задумчиво, тепло пожурил:
— Эх, ты, голова, голова. Разве о таком забывают?
Налившаяся после грозы Чамба безудержно несла бурные, мутные воды к порогам.
Решили близ порогов пристать к берегу на отдых. Переждать ночь. Наутро перетянуть лодку берегом за порог и в тот же день достичь Подкаменной Тунгуски.
Ночь начала догонять отряд у самых порогов, как и предполагал Марич.
Грохот валов поначалу долетал приглушенно, как гул ветра в тайге, и только напрягая слух, можно было разобрать, что впереди бушуют пороги. Течение несло лодку с необычайной быстротой, и вскоре в ушах все сильнее и мощнее зазвучал грохот воды, с силой бившей в скользкие камни.
Порогов не было видно. Белесый туманный вечер застилал недалекий горизонт и грозил быстро превратиться в ночь.
Марич изо всех сил налег на руль и скомандовал взяться за весла.
Из течения нелегко было вырваться к берегу. Но постепенно лодка начала сбавлять скорость. Проплыли еще четверть километра, преодолели наконец течение и пристали к берегу. Из-за грохота воды с трудом могли расслышать друг друга.
Млечный мрак мягко окутал все вокруг, смягчил очертания окрестных берегов, скал и деревьев — их контуры проступали словно сквозь пелену тумана, неясные и далекие.
С большими усилиями подогнали лодку к крутому берегу, крепко закрутив веревку вокруг согнутого непогодой и волнами сучковатого деревца. Оно цепко впилось корнями в каменистый грунт.
Поужинав, Самборский взял одежду и начал на берегу искать место для ночлега. Марич заметил это и недовольно окликнул его из лодки, пытаясь перекричать рев воды:
— Слушайте, бросьте вы это! Простудиться хотите? В лодке же достаточно места.
Самборский послушно полез в лодку и начал устраиваться на носу. Помолчав, крикнул в ответ:
— Правда ваша, земля чертовски сырая. Но что с караулом?
— К черту караул, что тут караулить. Ложитесь.
Многоголосый, по-своему ритмичный гул воды заглушал все остальные звуки. Слух, вначале нервно воспринимавший грохот волн, быстро к нему привыкал. Казалось, воздух над рекой был насыщен особой воркотливой тишиной.
В полночь лодка, тихо вздрагивавшая от ударов волн, вдруг закачалась в обе стороны. Кто-то нарушил ее равновесие.
На носу в млечной пелене тумана осторожно поднялась фигура Самборского.
Силуэт на мгновение неподвижно застыл над бортом, затем пошевелился, наклонил голову и внимательно осмотрел дно лодки. Опять выпрямился. Легко выпрыгнул на берег. Пелена ночи тотчас же вобрала в себя очертания фигуры.
Не успел Самборский исчезнуть, как над бортом поднялась вторая голова. Точно так же на мгновение неподвижно застыла. Потом человек встал, выпрямился, спрыгнул на берег и исчез вслед за Самборским.
Некоторое время вокруг никого не было видно. Через четверть часа у лодки вынырнули уже две фигуры. Одна осталась стоять поодаль, а вторая приблизилась к лодке. Наклонилась к канату, взмахнула рукой, и лодка мгновенно отскочила от берега. Волна цепко охватила ее своими упругие объятиями, яростно завертела в водовороте и молниеносно помчала к порогу.
— Дирижабли!
— Что ты выдумываешь?
— Посмотрите!
Горский поглядел туда, куда указывала рука Аскольда, и начал пристально всматриваться в глубину неба. Сначала он долго не мог ничего разглядеть, лишь перед глазами мерцала волнистая полоса неба, нависшая над рыжими хребтами. Но вскоре он убедился, что Аскольд не ошибся. На сером утреннем небе начали вырисовываться сигарообразные очертания дирижаблей.
Они медленно приближались к Стране мертвого леса.