3/V Москва».
Прочитав это краткое сообщение, Аскольд и на сей раз вздохнул, но уже радостно и облегченно, как человек, сумевший выпутаться из неприятной истории. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Оператор нашел глазами телефон и бросился к нему:
— Станция! 21–23. Спасибо. Алло! Самборский? Нет его? Хорошо. Скажите: буду в три ровно. Завтра отправляемся в путь. Скажите, Аскольд звонил — он знает.
Аскольд свернул с Чугунного моста и пошел налево вдоль балчугского берега, время от времени заглядывая в бумажку с адресом квартиры Самборского.
Миновав домов десять, остановился перед неряшливым красноватым трехэтажным зданием. Стены его, очевидно, давно скучали по извести и кистям маляров — дом стоял облупленный, побитый непогодой, и огромные, подобные лишаям, пятна густо серели на его фасаде.
Внизу над широкой — как в прачечных и тому подобных заведениях — дверью потертая и грязная вывеска извещала, что мужской портной Пинхус Мейзман шьет здесь мужские костюмы.
Аскольд остановился, сверился с бумажкой и сказал себе:
— Дом 10, кв. 6. Так точно — 10, 6.
И, постояв еще немного, решительно направился к широким дверям.
В просторном, разделенном невысокими фанерными перегородками и похожем на лабиринт зале Аскольда встретила невысокого роста девушка, краснощекая, рыженькая. Она мило улыбнулась и предупредила его:
— Вы к Павлу Николаевичу Самборскому? Прошу. Он говорил, что вы придете.
Аскольд и сам ответил теплой улыбкой:
— Спасибо. К нему.
— Вы, наверное, звонили?
Девушка повела его в комнату Павла.
В небольшой комнате с мягкими диванчиками горело электричество (окно помещения выходило на темный узкий проход). Самборский стоял, склонившись над большим кожаным чемоданом.
Он резво повернулся к Аскольду и радостно вскричал:
— Все устроил, хоть сейчас к твоим услугам. Редакция руками и ногами за. А у тебя как?
— Хорошо. Но, друг…
Самборский успел опередить:
— Мы опоздали.
— А ты откуда знаешь?!
— Ого, это вся Москва знает.
— Я застал лишь письмо, ты согласен догонять?
— Зачем же я тогда готовлю свой такелаж? — ответил Самборский и помолчав немного, нерешительно спросил: — Но знаешь, Аскольд, у меня к тебе вопрос. Вот скажи, ты уверен, что дядя не будет иметь ничего против, если мы прибудем вдвоем? Говори откровенно.
Аскольд, напустив на себя равнодушный вид, спокойно помотал головой.
— Ну вот еще! Пустяки! Если хочешь, я тебя не только журналистом, а еще и своим помощником представлю. Согласен?
Самборский засмеялся:
— В таком случае, лапку, — и, пожав руку, добавил: — А теперь должен сообщить, что… отважных и смелых путешественников Аскольда Горского и Павла Самборского ждут друзья, жаждущие в последний день с ними отобедать, а возможно, и…
— Но как же, дружище?! — удивился Аскольд и, окинув взглядом стройную фигуру Павла в блестящем белом воротничке и свою (отражалась в зеркале) в косоворотке, в мятых серых штанах, простоволосую, покраснел и замотал головой. — Как-то то неудобно. Потому что я, видишь ли…
— Ничего, прошу в столовую. — И, приобняв за плечи Аскольда, повел его из комнаты снова в зал, разделенный фанерными перегородками, а оттуда темным, длинным коридором в столовую. В конце коридора Павел ткнул рукой куда-то вбок, и Аскольд растерянно остановился на пороге просторной комнаты.
Красный, сконфуженный, Аскольд растерянно вошел в комнату, до крайности смущенный присутствием незнакомых людей в летах, которые сидели за длинным, уставленным тарелками, закусками и винными бутылками столом и, видимо, ждали их.
Павел начал представлять своих друзей.
Дородного лопоухого лысого мужчину Павел отрекомендовал своим дядей, хозяином квартиры, девушку, что встретила Аскольда — кузиной, смуглого худого гражданина с черными ровными бровями и английскими усиками над крепкими губами представил помощником директора Всесибирского платинового треста, а молодого, веселого парня с карими глазами, сидевшего рядом и хитро помаргивавшего — как инженера из того же треста.
— Аскольд, прошу сюда, — познакомив, предложил Павел стул рядом с местом кузины, а сам сел с другой стороны, велев девушке как можно любезней ухаживать за другом.
Задав два-три незначительных вопроса о целях экспедиции: когда думают отправляться, давно ли Аскольд работает оператором, — хозяин поднялся.
— Что ж, товарищи, за счастливое и смелое путешествие!
— Счастливо вам!
— Удачи!
Минут через пятнадцать Аскольд позабыл о стыдливости и почувствовал себя как нельзя лучше.
Краснощекая Лиза все время гостеприимно подсовывала сбоку закуски и то и дело подливала вина. В голове витали знакомые мысли, напоминая о Майе. Опьяневшая Лиза, глядя в лицо янтарными глазами, щебетала:
— Товарищ Аскольд, пойду ваш фильм смотреть. И всех знакомых поведу. Буду хвастаться, что знакома с вами. А что!
Аскольд, тронутый такой лаской и вниманием, вспомнил свой отъезд, дорогу, Майю, не выдержал и неизвестно к чему ляпнул:
— Эх, Лиза, я ведь чуть было не женился.
Лиза лукаво засмеялась.
— На Майе?
Аскольд вытаращил глаза.
— Извини, дружок, не выдержал, рассказал, — засмеялся сбоку Павел. — Прости уж, — и погрозил пальцем Лизе, — молчите, кузина, больше ни слова!
Лиза наклонилась к Аскольду и шутливо, нежно прошептала:
— Бедный, бедный, жалеете?
Аскольд пьяно кивнул.
— Ох, и жалею!